Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]
Вскоре Том очутился в богато убранной комнате и услышал, как дверь затворилась. Пришедшие с ним стали полукругом. Впереди, в глубине комнаты, полулежал на кушетке очень громоздкий, очень толстый мужчина с широким, обрюзгшим лицом и суровым взглядом. Огромная голова его была совершенно седая; бакенбарды, обрамлявшие его лицо, были тоже седые. Платье на нем было из богатой материи, но поношено и местами слегка потерто. Ноги у него были распухшие; одна из них была забинтована и покоилась на подушке. В комнате царила тишина, и все, кроме этого человека, почтительно склонили головы. Этот калека с суровым лицом был грозный Генрих VIII.
Он заговорил, и лицо его вдруг стало ласковым.
— Ну, что, милорд Эдуард? Что, мой принц? Что это тебе вздумалось дурачить такою жалкою шуткою меня — твоего доброго отца-короля, который любит тебя и ласкает…
Бедный Том выслушал, насколько ему позволяло его удрученное состояние, начало этой речи, но когда слова: «твоего доброго отца-короля» — коснулись его слуха, он весь помертвел и, как подстреленный, упал на колени. Он поднял кверху руки и воскликнул:
— Ты — король! Ну, тогда я погиб!
Король был поражен словно громом. Глаза его растерянно перебегали от одного лица к другому и наконец остановились на мальчике. Тоном глубокого разочарования он выговорил:
— Увы, я думал, что слухи несогласны с истиной, но боюсь, что ошибся.
Он тяжело вздохнул и ласково проговорил:
— Подойди к твоему отцу, дитя: ты нездоров.
Он упал на колени.
Тому помогли подняться на ноги, и, весь дрожа, он смиренно подошел к его величеству, королю Англии. Король взял в руки его голову и любовно, пристально вглядывался в его испуганное лицо, как бы ища благодатных признаков возвращающегося рассудка, потом прижал кудрявую голову к своей груди и нежно погладил ее.
— Неужели ты не узнаешь своего старого отца, дитя мое? — сказал он. — Не разбивай моего стариковского сердца, скажи, что ты узнаешь меня! Ведь ты меня знаешь, не правда ли?
— Да. Ты мой августейший повелитель, король, да хранит тебя бог!
— Верно, верно… Это хорошо… Успокойся же, не дрожи; здесь никто не обидит тебя; здесь любят тебя. Теперь тебе лучше? Дурной сон проходит, не правда ли? И ты опять узнаешь самого себя, — ведь узнаешь? Сейчас, как мне сообщили, ты назвал себя чужим именем. Но больше ты не будешь выдавать себя за кого-то другого, не правда ли?
— Прошу тебя, будь милостив, верь мне, мой августейший повелитель; я говорю только правду: я нижайший из твоих подданных. Я родился нищим, и только горестный и тягостный случай привел меня сюда, хотя я не совершил ничего недостойного. Умирать мне не время. Я молод. И одно твое слово может спасти меня. О, скажи это слово, сэр!
— Умирать? Не говори об этом, милый принц, успокойся, — да снидет мир в твою встревоженную душу! Ты не умрешь.
Том с криком радости упал на колени.
— Да наградит тебя господь за твою доброту, о мой король, и да продлит он жизнь твою на благо твоей стране!
Том вскочил на ноги и с веселым лицом обратился к двум сопровождавшим его лордам:
— Вы слышали! Я не умру, — это сказал сам король!
— Я не умру, — это сказал сам король!
Все склонили голову с угрюмой почтительностью, но никто не тронулся с места и не сказал ни слова. Том помедлил, слегка смущенный, потом повернулся к королю и робко спросил:
— Теперь я могу уйти?
— Уйти? Конечно, если ты желаешь. Но почему бы тебе не побыть еще немного? Куда же ты хочешь итти?
Том потупил глаза и смиренно ответил:
— Возможно, что я ошибся; но я счел себя свободным и хотел вернуться в конуру, где родился и рос в нищете, где поныне обитают моя мать, мои сестры: но конура — мой дом, тогда как вся эта пышность и великолепие, к которым я не привык… О, будь милостив, государь, разреши мне уйти!
Король задумался и с минуту молчал. Лицо его выражало все возраставшую душевную боль и тревогу. Но в голосе его, когда он заговорил, звучала надежда.
— Быть может, он помешался на одной этой мысли, и его разум остается попрежнему ясным, когда он обращается на другие предметы. Пошли, господь, чтоб это было так! Мы испытаем его.
Он задал Тому вопрос по-латыни, и Том с грехом пополам ответил ему латинскою фразою. Король был в восторге и не скрывал этого. Лорды и врачи также выразили свое удовольствие.
— При его образовании и способностях, — заметил король, — он мог бы ответить гораздо лучше, однако этот ответ показывает, что его разум только затмился, но не поврежден окончательно. Как вы полагаете, сэр?
Врач, к которому были обращены эти слова, низко поклонился и ответил:
— Ваша догадка верна, государь, и вполне согласна с моим собственным убеждением.
Врач низко поклонился.
Король был, видимо, рад этому одобрению, исходившему из уст знатока, и уже веселее продолжал:
— Хорошо! Следите все. Мы будем экзаменовать его дальше.
И он предложил Тому вопрос по-французски. Том с минуту молчал, смущенный тем, что все взгляды сосредоточились на нем, потом произнес застенчиво:
— С ваш его позволения, сэр, мне этот язык незнаком.
Король откинулся назад, на подушки дивана. Несколько слуг бросились к нему на помощь, но он отстранил их и сказал:
— Не тревожьте меня, — это минутная слабость, ничего больше. Поднимите меня! Вот так, достаточно! Поди сюда, дитя; положи бедную больную голову на грудь твоего отца и успокойся! Ты скоро поправишься: это мимолетная причуда воображения, это пройдет. Не пугайся! ты скоро будешь здоров.
Затем он обратился к остальным, и лицо его из ласкового мгновенно стало грозным, а в глазах заиграли молнии.
— Слушайте, вы все! Сын мой безумен, но это помешательство временное. Оно вызвано непосильными занятиями и слишком замкнутой жизнью. Долой все книги, долой учителей! Забавляйте его играми, развлекайте полезными забавами на открытом воздухе, это восстановит его здоровье!
Король приподнялся еще выше на подушках и продолжал энергично:
— Он безумен, но он мой сын и наследник английского престола, и, в здравом уме или сумасшедший, он будет царствовать! Слушайте дальше и разгласите это повсюду: всякий, говорящий о его недуге, посягает на мир и порядок Британской державы и будет отправлен на виселицу!.. Дайте мне пить! я весь в огне: горе подрывает мои силы. Так. Возьмите прочь эту чашу! Поддержите меня! Так, хорошо! Он сумасшедший? Так что же? Будь он тысячу раз сумасшедший, все же он принц Уэльский, и я, король, дам этому публичное подтверждение. Нынче же он будет утвержден в своем королевском сане с соблюдением всех формальностей и старинных обычаев. Повелеваю вам немедленно приступить к делу, милорд Гертфорд!
Один из лордов склонил колено перед королевским ложем и сказал:
— Вашему королевскому величеству известно, что наследственный гофмаршал Англии заключен в Тауэр. Не подобает заключенному…
— Замолчи! Не оскорбляй моего слуха ненавистным именем. Неужели этот человек будет жить вечно и вечно стоять преградой моим желаниям? Неужто же принцу оставаться не утвержденным в своем сане потому только, что в Англии нет маршала, не запятнанного изменой, достойного возвести его в этот сан? Нет, клянусь всемогущим богом! Предупреди мой парламент, чтоб он вынес смертный приговор Норфольку раньше, чем взойдет солнце; иначе он жестоко поплатится![9]
— Королевская воля — закон! — сказал лорд Гертфорд и, встав, вернулся на прежнее место.
Выражение гнева мало-помалу исчезло с лица короля.
— Поцелуй меня, мой принц! — сказал он. — Вот так. Чего же ты боишься? Ведь я твой отец, я люблю тебя.
— Ты добр ко мне, недостойному, о могущественный и милосердный государь; это, поистине, так. Но… но меня удручает мысль о том, кто должен умереть ради…
— А, это похоже на тебя, это похоже на тебя! Я знал, что сердце у тебя осталось прежнее, хотя рассудок твой и поврежден; у тебя всегда было доброе сердце. Но этот герцог стоит между тобою и теми почестями, которые тебе надлежит получить. Я назначу на его место другого, кто не запятнает своего высокого сана изменой. Успокойся, мой добрый принц, не утруждай напрасно своей бедной головы этим делом…
— Но я ускорю его смерть, мой повелитель? Как долго мог бы он прожить еще, если бы не я?
— Не думай о нем, мой принц! Он недостоин того. Поцелуй меня еще раз и вернись к твоим весельям и радостям! Моя болезнь измучила меня; я устал; мне нужен отдых. Иди с твоим дядей Гертфордом и с твоей свитой и приходи снова, когда тело мое подкрепится отдыхом!
Том вышел из королевской опочивальни с тяжелым сердцем, так как последние слова короля были смертным приговором надежде, которую он втайне лелеял, — что теперь его отпустят на свободу. И снова он услыхал жужжание тихих голосов: «Принц, принц идет!»
